160
нелся все тот же унылый, точимый ржавчиной город, теперь еще и
будто разъедаемый изнутри. Допив бокал, Ван Эдвейс отвел руку
в сторону, дав знак услужливому роботу. Подлетев будто элек-
тронная фея, он налил гостю еще вина и проворно ускользнул
прочь. Оставаясь у окна, верховный комиссар смотрел куда-то
вдаль, иногда делая небольшой глоток. Ожидание затягивалось,
поэтому Берроуби позволил себе пошевелиться гораздо громче,
чем обычно.
— Утром пришлете за мной катер, — не отрывая взгляд от гори-
зонта, сообщил Ван Эдвейс. — Ответ я дам завтра вечером.
Не говоря ни слова, президент "Дельта Тектоники" поклонился и
удалился в лифт.
В дальнейших инспекциях не было смысла. Приказывая при-
землиться в разных местах, верховный комиссар далеко от борта
не отходил, созерцая невзрачные окрестности. С технической сто-
роны он уже все решил. Теперь ему оставалось уравновесить чаши
весов своей совести. А той было за что его корить. Эти унылые
шахтерские поселки, эти несчастные люди, что ютятся там без
всякой надежды на лучшую жизнь — неужели они стоили того,
чтобы о них забыли одним росчерком пера? Забыли потому, что
отравление — это для бедных. Признав факт ущерба их здоровью,
Димас Берроуби предлагал, не много ни мало, принять его как
данность. В его философии каждому отводилось свое место, и
конкретно эти бедолаги должны были расплачиваться собой за
благо других. Чтобы одни граждане жили в просторных и светлых
домах, позволяя себе путешествия и предметы роскоши, другие
должны медленно травиться и умирать. Травиться дешевой и
вредной едой, загрязненным воздухом, плохо очищенной водой и
ужасной экологией, довершая сей тягостный перечень пагубными
условиями труда. Хуже всего было то, что эту философию, вольно
или невольно, разделяли очень и очень многие.
Последней точкой на карте стала недавняя закусочная. Ван
Эдвейс выбрал ее не случайно. Указав пальцем, он велел пилоту
заходить на посадку, а затем категорически запретил кому-либо
следовать за собой. Вздымая облачка пыли, он проследовал к бе-
тонному парапету со ржавыми перилами и остановился там, у
крутого ската, где беседовал с молодыми людьми. Сейчас, из-за
неурочного времени, вокруг не было ни души, но как раз это Ван
Эдвейса и устраивало. Он желал воссоздать определенную атмо-
сферу, а никак не встретиться с юной троицей вновь. Смотреть ей
в глаза будет очень тяжело, поскольку его дальнейшие намерения
очень смахивали на предательство. Убедить свою совесть — это
одно, а разбередить ее еще больше — совсем другое. Придя сюда,
