221
возможно, хотя я давно обнаружил, что вижу в темноте явно луч
ше многих других людей. Возможно потому, что с раннего детства
в качестве наказания меня подолгу запирали в темном чулане и
мои глаза подружились с темнотой раньше, чем ноги с башмака
ми. Устроившись в своей комнате у горевшей перед распятием
свечи, я самым тщательным образом изучил содержимое столь ин
триговавшей меня шкатулки.
Не буду утомлять вас рассказами о том, что в ней содержа
лось. В каком то смысле, это была вся жизнь бедной женщины, со
грешившей однажды и вынужденной нести бремя этого греха че
рез всю свою жизнь. Тот, кого все считали моим отцом, на самом
деле таковым не являлся. Поэтому в своем рассказе я если и назы
вал его как то, то только с долей иронии — "папаша". Разумеется,
тогда, до поры до времени я называл его отец, и все было как по
ложено. Но потом я узнал и правду. Возможно, из за того, что моя
мать фанатично усердствовала в моем религиозном воспитании, я
не слишком то любил ее. Но и не ненавидел так, как потом возне
навидел некоторых людей. Скорее, я просто свыкся с мыслью что
она моя мать и другой у меня нет. Когда я узнал ее тайну, я скорее
проникся к ней состраданием, чем злостью. Однако мои представ
ления о жизни были еще весьма незрелыми, хотя бы в силу моего
возраста, и я обратился за разъяснениями к "папаше", хотя бы по
тому что заговорить о подобном с матерью у меня и мысли не воз
никало. Шкатулку, разумеется, я вернул на место, и мать ничего
не заподозрила.
"Папаша" был совершенно не рад моему вопросу. Он поинте
ресовался у меня, кто мне наболтал подобную чепуху, а когда я от
ветил уклончиво, но достаточно твердо, надолго задумался. "Я ни
чего тебе не скажу", — наконец сказал он мрачно. — "Если тебя
так интересуют детали этой истории, советую порыться в бумагах
его преосвященства." "А при чем здесь его преосвященство?" —
спросил я, хотя его личность давно вызывала у меня самые проти
воречивые чувства. "При том", — сухо ответил он. — "Это его дом.
Его жизнь. Его правила. И, в конце концов, ты теперь достаточно
опытен, чтобы самому докопаться до правды, да еще так, что об
этом не узнает ни одна живая душа. Вот и проверим, получится ли
у тебя. Наш епископ — настоящий педант, и пусть меня черти
живьем утащат в ад, если в где нибудь в его бумагах не найдется
интересующих тебя сведений."
Может быть это была последняя капля. С тех пор "папаша"
совершенно отдалился и со мной почти не общался. Он стал пить
так, что увидеть его трезвым удавалось очень и очень редко. Од
нако я решил последовать его совету, что означало совершенно
