225
Узнав правду, я смог улучить момент, когда "папаша" слу
чайно оказался достаточно трезв, и рассказал ему о том, что мне
удалось выяснить. Он реагировал достаточно меланхолично. "Те
перь ты знаешь все", — сказал он совершенно бесцветным голо
сом. — "Можешь пойти и броситься на шею своему папаше, хотя
что то мне подсказывает, что он будет совсем не рад такому пово
роту событий. Только имей в виду, мой мальчик, что эта тайна мне
может стоить головы, а тебе — пожизненного заточения в каком
нибудь монастырском каменном мешке. Впрочем, я вижу тебя и
так к нему усердно готовили. А теперь оставь меня. Мне все здесь
ненавистно. Может быть, кроме тебя, ведь ты еще больше меня
оказался заложником обстоятельств и, как я погляжу, испытыва
ешь такое же отвращение к этим ханжам и бубнежу в облаках ла
дана. Если хочешь послушаться доброго совета — беги отсюда,
иначе ты погибнешь. Если не телом, так разумом. В тебе живет
неуемная тяга к свободе, хотя ее и пытались вытравить всеми
способами, с пеленок делая тебя монахом и телом и душой.
Больше я с моим ненастоящим отцом не разговаривал. Вско
ре он умер. Говорили, что от пьянства, но по моему епископ про
сто замял скандал, когда "папаша" с двумя приятелями попался на
месте преступления и был убит при оказании сопротивления.
Потом все стало происходить словно лавина, скатывающаяся
с высокой горы. Не знаю, горевал ли я о том, кого долгие годы
принимал за отца, и который все это время открывал мне другой
мир кроме круглосуточного религиозного заточения — мир пусть и
далекий от добродетели, но являвшийся спасительной отдушиной
для моего угнетаемого разума. Возможно, как я уже говорил, после
всего что я узнал мои чувства притупились, и я стал утрачивать
веру в человечность. Помню, как у меня разразился ужасный
скандал с матерью, когда за какой то проступок я должен был от
бывать многочасовое наказание, а я вдруг наотрез отказался ей в
лицо. Сначала она не поверила своим ушам, а потом разразилась
невероятно гневной речью о моей неблагодарности, доброте окру
жающих людей, и повествованиями о поджидающих меня адских
муках. Я думаю, подобную песню вы много раз слышали из уст
фанатично религиозных людей. Тогда я вдруг не удержался. Само
по себе противопоставление того, что мою собственную жизнь
представляют сплошной чередой греховности и непослушания, за
которые я денно и нощно должен был замаливать свои грехи и на
коленях ползать перед моими якобы благодетелями представилось
мне просто откровенным издевательством в сравнении с тем фак
том, что всей моей виной было незаконное рождения вследствие
связи епископа и моей матери. Люди, которые гнобили меня мо
