240
Жозеф Моро нараспев принялся произносить зловещие слова,
эхом прокатившиеся между каменных стен, опоясывавших Ней
скую башню. Казалось, воздух наполнился ими. Они отражались
от старых камней, от окон башни, за которыми виднелись мрач
ные, готовые ко всему доминиканцы. Слова взвивались ввысь и
устремлялись в дебри дремучего леса и затихали лишь далеко вда
ли, приникая к земле и всасываясь во влажный мох.
— Боже, остановите его кто нибудь, — послышался отчаянный
шепот.
— Как? Он убьет ее!
— Я попробую выстрелить ему прямо промеж глаз…
— А если промахнешься? А если он убьет ее?! Возьмешь на себя ее
смерть?
— Он все равно убьет ее!..
В раскатах голоса Инквизитора зазвучали новые нотки.
— Вы хотите убить меня? Вы думаете, нечестивцы, что ваше жал
кое оружие способно остановить меня?! Я вернусь и после своей
смерти! Вернусь, едва только буду призван продолжить свою мис
сию!
Пламя черных свечей стало ярче. Инквизитор снова принялся на
распев произносить зловещие слова, звучавшие так, словно пре
красный латинский язык произносился задом наперед. На людей
повеяло могильным холодом. Их лица выразили отчаянную реши
мость. Инквизитор это понял.
— И последнее! — крикнул он. — Придет время, и те, на чьей сто
роне вы выступаете, отступятся от вас так же, как отступились от
меня! Они проклянут вас и будут преследовать, как диких зверей,
до тех пор, пока не уничтожат вас всех и не предадут забвению!
Да будет так!
Его рука сделала резкий жест, и в воздухе вдруг отчетливо вспых
нуло зеленое пламя, принявшее очертание зловещего символа.
Другой рукой Жозеф Моро сделал молниеносное движение, и без
жалостная сталь перерезала горло жертвы. Кровь фонтаном уда
рила из белоснежной шейки. Глаза девушки закатились навсегда.
Она рухнула к ногам Инквизитора, заливая центр пентаграммы
своей алой дымящейся кровью, а чудовище епископ разразился
сатанинским хохотом. Крик гнева и отчаяния сотряс воздух, и тут
же в унисон зазвенели спущенные тетивы. Жозеф Моро, пронзен
ный стрелами, зашатался и упал на колени. Белоснежная епископ
ская одежда стремительно окрашивалась в красный цвет. Но он
был еще жив. На его мертвенно бледном лице угасая, продолжали
гореть смертельной ненавистью глаза, в которых теперь уже со
вершенно отчетливо читалось безумие.
