21
ло, я видел там подходящее место…
Он двинулся в темноту прочь от костра, и Пьер, поспешно под
нявшись, пошел за ним. Они исчезли из виду, и только звук шагов
краткое время еще напоминал о их существовании, но и он был
быстро заглушен потрескивающими дровами и гулом пламени.
Жак очнулся от сна, глядя в таинственно мерцающее звезд
ное небо. Он повернулся на бок и приподнялся на локте. Костер
почти погас, и только яркие угли еще вовсю тлели, потихоньку по
крываясь белым пеплом. Жанна спала с обгоревшей палкой в ру
ках. Рядом похрапывал ее муж. Дяди Жака у костра не было, как
и монаха. Жак тихонько встал и прошел к телеге. Заглянув в нее,
он убедился, что людей в ней нет. Он помнил сквозь дремоту, что
дядя собрался исповедоваться монаху и они удалились куда то в
темноту. Жак вернулся обратно к костру, присел на бревно, взял
из рук Жанны палку и принялся ворошить угли. На них немедлен
но появились язычки пламени и принялись лизать еще не прого
ревшие участки поленьев. Жак подбросил в огонь веточек и пару
поленьев и, одной рукой продолжая ворошить угли, другой подпер
щеку и сонно уставился на танцующее пламя, выбрасывавшее в
темноту яркие искорки. Где то в лесу протяжно ухали совы. Из
редка потрескивали стволами деревья. С тихим стуком падали на
землю шишки. Он просидел так какое то время. Потом смутное
беспокойство все сильнее начало овладевать им. Должно быть,
много у дядюшки накопилось грехов, раз так долго нет ни его, ни
исповедника. А ведь у дядюшки с собой деньги в кошеле. А этот
монах — они его видели впервые в жизни. Жак гнал от себя эту
мысль, смущаясь, что он мог подумать такое про духовную особу,
но чем дольше тянулось ожидание, тем невыносимее становилось
от смутного ощущения, что с дядей что то случилось. А вдруг это
на самом деле не монах, а переодетый разбойник? Прости Госпо
ди, если он так грешит на ни в чем не повинного святого отца! Но
сидеть сложа руки терпения больше не было. Волнение охватило
его сверх всякой меры. Жак схватил горящую головню, подул на
нее как следует, чтобы пламя не вздумало, чего доброго, угаснуть,
и отправился прочь от костра в ту сторону, куда удалились его дя
дя и монах.
Головня давала не так уж много света, выхватывая силуэты
высоких трав и отбрасывая собственную тень Жака, причудливо
плясавшую в такт язычкам пламени. Он спотыкался на почти не
различимых корнях и потихоньку шел в выбранном направлении,
водя своим импровизированным факелом из стороны в сторону.
Он хотел было позвать дядю, но почему то не стал этого делать. Он
все еще боялся помешать святому таинству своим неуместным
