49
ребря высокую траву и сосновый лес, окружавший ее по дальнему
периметру. В чистейшем, без единого дуновения, ночном воздухе
пахло полевыми цветами, и этот аромат отчего-то особенно насы-
щенно проникал в старческие ноздри. Уж на что Дункан был пьян,
он хорошо его ощущал, и даже не мог припомнить, когда такое
происходило прежде. Обычный, уж сколько лет виденный луг сма-
хивал на парфюмерную лавку, куда входишь и тут же ощущаешь
мощный удар множества самых разнообразных ароматов. И ба-
бочки! Точнее, ночные мотыльки. Обычно эти робкие создания
скромно летали поодиночке, прячась в длинных тенях, но в тот
час они порхали по всему лугу в невероятном изобилии.
Шелестя цветами, Дункан неторопливо ковылял, стараясь со-
хранять равновесие, и машинально глазел вокруг, удивленный
сказочным преображением луга. Тогда-то он и заметил какую-то
тень, скользившую по высокой траве. Воображая, что это сова или
некая другая птица, он поднял взгляд. Поднял, и увидел ЕЕ — бе-
лую, как снег, девушку, летевшую над лугом на высоте нескольких
ярдов. Ее длинные распущенные волосы мерно шевелились, будто
омываемые неторопливыми струями воды, хотя вокруг не было ни
ветерка. Платиновые от природы, в свете луны они выглядели се-
ребряными, как серебрилась и вся ее фигура, облаченная в корот-
кое летнее платье. Это платье также развевалось без всякого дуно-
вения ветра, а девушка, раскинув руки, проплывала над лугом,
глядя куда-то вдаль. Ее лицо показалось Дункану поистине пре-
красным, однако тогда же он понял, хоть и был изрядно пьян, что
видит ведьму. Самую настоящую ведьму из бабкиных сказок, ко-
торым перестал верить еще в детстве. И вскрикнул. Нет чтобы
ему, дураку, схорониться в траву и промолчать — от неожиданно-
сти он вскрикнул.
Лицо ведьмы тут же переменилось. Доселе безмятежное, с
выражением наслаждения от полета, оно исказилось тревогой, а
затем и чем-то похуже. Резко изменив направление, ведьма пре-
рвала свое путешествие и направилась прямо к Дункану, быстро
снижаясь с высоты своей колдовской левитации.
Старый пьяница, в жилах которого виски было едва ли не
больше, чем крови, сообразил, что ничего хорошего это не пред-
вещает. Ему следовало удирать, и чем скорее, тем лучше. Только
где там, если он еле ноги волочил, а в голове царила та еще круго-
верть. Попятившись, старина Дункан оступился и грохнулся в
траву. Растянувшись во весь рост, он неловко елозил среди паху-
чей зелени, чей аромат внезапно стал еще насыщеннее. Его ноги,
став будто ватными, практически не слушались, утратив всякую
твердость. Когда же он поднялся, было поздно. Стоя на карачках,
