473
протянуло клешни и… внезапно подруг ухватили корни, выско-
чившие из каменистой земли. Не понимая, что происходит, они
яростно вырывались, и это им почти удалось, но тут их накрыла
выпущенная следом паутина. Прочная, будто сталь, она надежно
прижала их к земле, пока корни опутывали туловища и лапы.
Шутки кончились. Выбирать уже не приходилось, поэтому
чародейки живо вернули себе истинный облик, что автоматически
уничтожило и враждебные узы. Радужные переливы трансформа-
ции корректно преображали структуру тела и некорректно все,
что ему мешало. Обернувшись к богомолу, лазутчицы собрались
преподать ему урок и снова прикинуться варанами, пока их кто-
нибудь не заметил. Не вышло. Они уже хотели шарахнуть в насе-
комое чарами, как вдруг то рассыпалось в извинениях.
— Ох, прошу прощения! Если бы я только знала! Я и не думала,
что кто-то ставит здесь похожие эксперименты! — воскликнуло
оно, попятившись и совсем по-гуманоидному воздевая лапы.
Так делали и на Тейе и на Земле, когда желали показать, что на-
падать или сопротивляться не намерены.
Лазутчицы остолбенели, но выражение их лиц осталось неиз-
вестным, сокрытое фиолетовыми мантиями.
— Вы, собственно, кто? — совладав с собой, осведомилась Дионел-
ла.
Выдать себя она не боялась. Колдовской экран, наложенный на
капюшон, искажал голос так, что узнать его было невозможно. В
его ткани скрывался вплетенный символ Грайсхарда, обнаружен-
ный Стратурайлой. Это она установила, что носители мантий
пользуются звукомаскировкой. Они были безликими не только на
вид, но и на слух. Неясным оставалось — зачем? От кого они пря-
тались здесь, в ортодариуме Фрайбелона, где вроде как все свои?
Необъяснимая странность только усиливала подозрения насчет
секты, однако существенно играла на руку, позволяя эффективнее
играть роль волка в овечьей шкуре. Волка, который не только вы-
глядит как овца, но так же и блеет.
Богомол не ответил. Точнее, ответил, но не словами. Его чер-
ты смазались. Утрачивая свой облик, он принял вид чародейки,
облаченной в серую пару, дополненную накидкой и черными сан-
далиями. Ее лицо, не скрытое ни капюшоном, ни головным убо-
ром, выглядело совершенно обыденно. Это была женщина неопре-
деленного возраста, точно старше сорока лет, но явно меньше
двухсот. В ее чертах не читалось ни агрессии, ни вообще каких-
либо эмоций. Она преспокойно стояла, не иначе как полагая, что
вслух ей добавить нечего. В известном смысле, так оно и было. Ла-
зутчицы получили ответ на свой вопрос, вот только совсем не та-
