90
Но все же, черт побери! Дьявол и тысяча чертей, что это за
проклятая тайна? Не сам же треклятый изумруд, пусть даже очень
большой, пусть даже весь опутанный сколь угодно древними ле
гендами! Ведь это полнейшая чушь! Как какой то камень может
оказаться оружием, способным сокрушить такой могущественный
орден, как тамплиеры?! Это же явный бред! Разгоряченный рас
судок Шосса отказывался что либо понимать.
Немного успокоившись, Шосс запечатал письмо и вернул его
на мраморный столик. Очень вовремя — не успел он покинуть
холл, как услышал шаги Бурвиля. Выглянув из за угла, Шосс уви
дел, как дворецкий взял письмо и проследовал по лестнице на
верх.
Граф находился в своих покоях. Дворецкий вручил ему пись
мо и удалился. Графу, как и Шоссу, тоже была хорошо знакома пе
чать, скрепляющая письмо. Его сердце учащенно забилось. Он бы
стро распечатал его и прочел в одно мгновение. Поначалу его лицо
озарилось великой радостью. В глубоком волнении он вскочил с
места и хотел было бежать, сам толком не понимая, куда — к бра
ту, к тетке, к жене брата… Сыновья давно были в отъезде, к ним
бы он побежал в первую очередь. К ним и к дочери. Но первый
порыв безудержной радости и вновь обретенной надежды, кото
рый сперва охватил все его существо, постепенно стал угасать. Его
сменило волнение — волнение, перерастающее в сильное беспо
койство. Тон письма настораживал. Многие годы все было без
результатно, и вдруг так быстро, так скоро… Безотлагательное
присутствие в Риме всей фамилией… Конечно, в таком деле бу
дешь цепляться за любую возможность, но все же… Почему брат
Антоний сам не явился с этой обнадеживающей вестью? По его
лицу граф сразу бы все понял — светится ли оно искренней радо
стью или же скрывает в себе некую тайну. Он пишет, что неот
ложные дела удерживают его, и лишь перед самым отъездом, как
прибудут экипажи, он присоединится к ним. Может быть, именно
потому он и не стоит сейчас здесь, перед графом — боится, что на
его лице можно легко прочесть то, что означает это письмо и эта
спешка…
Граф Бриан налил себе полный стакан вина рубинового цве
та, одним махом выпил его, уселся в глубокое кресло, опустил го
лову на руки и глубоко задумался. Целый час он сидел недвижно,
словно изваяние. Потом встал и потянул шелковый шнур, висев
ший у двери. Вскоре явился дворецкий.
— Бурвиль, скажите всем членам семьи, что сегодня на обеде их
присутствие обязательно. Я собираюсь сообщить всем нечто осо
