104
толок. Легкий ветерок из раскрытого настежь оконца овевал его
раскрасневшееся, разгоряченное лицо. Шосс ненавидел, когда об
стоятельства непреодолимой силы мешали ему осуществить заду
манное. Особенно тогда, когда времени было в обрез, а он плани
ровал закончить дело раз и навсегда. И ничуть не меньше он тер
петь не мог положение, когда был не в состоянии здраво объяс
нить какой то факт или событие. Мысли лихорадочно скакали в
разгоряченном мозгу. Он закрывал глаза, но продолжал видеть пе
ред собой подземелье, черную железную дверь, выглядевшую до
вольно зловеще в неверном свете потайного фонаря, посиневшее
лицо Алины, прекрасный и манящий изумруд… Он открывал гла
за, но образы не уходили. Они вертелись, как карусель, сменяя
друг друга, отдаляясь и вновь возвращаясь, неотступно преследуя
его.
Шосс залпом выпил стакан вина из бутылки в шкафчике воз
ле кровати и отчаянно заворочался. Его утомленный разум судо
рожно прокручивал тупиковую ситуацию нынешней ночи и бес
сильно пасовал перед монолитной стеной полнейшего непонима
ния. Ситуация была странная. Иной человек сбросил бы ее со сче
тов и не ломал голову. Но Шосс терпеть не мог, когда в его работе
появлялись необъяснимые вещи. Он старался всегда разложить
все по полочкам, идеально играя главную роль в поставленной им
пьесе. Это всегда позволяло достигать цели, не боясь, что пропу
щенные по небрежности детали неожиданной преградой выскочат
как из под земли, сорвав тщательно спланированное мероприятие.
Конечно, всегда бывают неожиданности и все невозможно пред
видеть. Но уж слишком много неприятных моментов случилось за
последние сутки. Шосс отметил, что ему изменили его обычное
хладнокровие и сдержанность, и это обстоятельство тоже действо
вало на него отнюдь не успокаивающе.
В комнате потянуло холодом — как бывает, когда в летний
зной спустишься в глубокий погреб за кувшином ледяного молока
и весь покроешься гусиной кожей, окунувшись в колючий и затх
лый холодный воздух. Ни единого дуновения ветерка теплой ночи
более не влетало в открытое окно жилища Шосса. Вдруг повеяло
запахом плесени. Едва различимый сначала, он все усиливался по
мере того, как из комнаты уходило тепло. Наконец, запах отчетли
во заполонил все пространство, и к нему стал примешиваться дру
гой — отчетливо потянуло тленом, словно комната внезапно пре
вратилась в склеп. Могильный холод окутал тело Шосса, выгрызая
тепло до самых костей, но он лежал как сомнамбула, не имея сил
пошевелиться, и только в каком то полузабытье видел окружаю
