187
— Значит, называть имена ты отказываешься, ссылаясь на то, что
просто не знаешь никого, кроме этого человека. А помочь нам с
ним потолковать ты тоже не хочешь. И при этом заявляешь, что
более не действуешь в их интересах! И хочешь заверить меня, что
ты лоялен ордену? Я тебя правильно понял? — зло произнес дон
Мигель.
Шоссу с каждой минутой явно становилось все хуже. Неожиданно
в ушах зазвенело так, что он едва слышал своего неприятного по
сетителя. Ему очень хотелось закрыть глаза и щелкнуть пальцами,
чтобы испанец, как по волшебству, испарился вместе со своими
вопросами, угрозами и желчью в голосе.
— Сколько можно повторять одно и то же? — с усилием сказал
Шосс, глядя на дона Мигеля покрасневшими глазами. — Я знал
лишь одного человека, который интересовался вашим орденом, но
если что то и предприму против него, то только сам. Делайте что
хотите, но я сказал вам все, что мог вообще сказать по существу.
Вы что, не понимаете? Я не знаю, кто был заказчиком сведений
касательно ордена, так же как и камня. Меня интересовало только
вознаграждение. Но после того, как я стал обладателем "Волчьего
глаза", все изменилось! Я мог бы помочь вам, а вы мне, а вместо
этого вы пытаетесь сделать все, чтобы разрушить любое взаимо
выгодное сотрудничество в самом зародыше!
— Клянусь, что в умелых руках палача ты заговорил бы по
другому! — крикнул дон Мигель вне себя от злости. — Тебя давно
следовало допросить с пристрастием. Я выжал бы из тебя все до
последнего слова! Негодяй! Проходимец!
— И к чему бы привел ваш допрос? — повышал в ответ голос
Шосс, чувствуя, как каждое слово отдается в черепной коробке. —
Думаете, я тут же вам назвал бы всех злоумышляющих против ор
дена? Да я их не знаю! Как можно быть таким ослом?! Вместо того
чтобы понять, какую помощь я мог бы вам оказать в поиске ва
ших недругов, вы с каким то патологическим упрямством мечтае
те все испортить, получив в итоге мой труп и единственного по
средника, который ускользнет из ваших лап так же, как вино из
дырявой кружки!
— Клянусь небом! Еще одно слово в таком духе, и я прямо сейчас
познакомлю тебя с раскаленным железом, мерзавец! — возопил
дон Мигель, вскакивая на ноги.
Шосс совсем терял голову. Вместо того, чтобы ускользать из рук
испанца как угорь, он в запальчивости говорил такие вещи, кото
рые могли безнадежно испортить его и без того крайне шаткое по
ложение. В голове у него помутнело. Виски раскалывались от боли,
звон в ушах оглушал, а перед глазами замаячили пятна.
