142
зле посмел с оружием в руках выступить против истинных борцов
за души грешников. Одного из тех, кто поднял руку на Истинного
Инквизитора! В первый, но не в последний. С него мы начнем ка
рать наших врагов и не успокоимся, пока каждый из них не падет
к нашим ногам, истекая своей нечестивой кровью. Не успокоим
ся, пока каждый из них не отдаст свою жалкую лицемерную душу
на благо возвращения ваших павших собратьев, делая их могуще
ственнее и сильнее.
Стоявшие кольцом вокруг холма монахи воздели руки к небу и на
распев протянули какое то непонятное слово. Шосс смотрел во все
глаза, стараясь не упускать ни одной детали.
— В этот раз нечестивец послужит нашему делу. Мы не только по
караем его. Душа этого человека, дети мои, вернет в наши ряды
Алонсо Дельпьеро, одного из моих самых верных помощников.
Этот человек достиг хорошего положения за свое преступное дея
ние против вас, дети мои, и меня, Истинного Инквизитора! За
свои нечестивые заслуги он стал епископом города Шартра. И с
тех давних пор жил припеваючи, не обременяя себя излишними
заботами о душевном здравии своей паствы, купаясь в роскоши и
греша чревоугодием. Должно быть, он забыл о своем злодеянии, но
пришло время напомнить ему об этом. Сегодня, дети мои, он даст
мне силы провести обряд для вашего брата Дельпьеро. Да начнет
ся обряд Рекреаре!
Монахи словно взвыли и снова принялись петь непонятный пса
лом, раскачиваясь из стороны в сторону и мотая головами, вызы
вая в памяти некоторое сходство с помешанными из домов для
умалишенных. Пламя черных свечей заколебалось в такт движе
нию тел. Двери башни снова распахнулись, и двое доминиканцев,
прежде сопровождавших епископа, вытащили оттуда какого то
старика и поволокли к холму. На нем была почти такая же епи
скопская мантия, как и на том человеке, что стоял сейчас на
странном холме, простерев руки в стороны, но не было ни митры,
ни ризы. Сама мантия вся оказалась заляпана бурыми и алыми
пятнами, в которых можно было заподозрить засохшую и свежую
кровь. Голова старика бессильно поникла. Лицо было распухшим,
с кровоподтеками и следами ожогов. Доминиканцы втащили его
на холм и бросили под ноги своего епископа, после чего встали
чуть ниже, за его спиной. Человек в парадном одеянии епископа
наклонился к лежавшему у его ног старику.
— Жером де Бовилль, ныне епископ Шартрский, хорошо ли ты
помнишь это место? — в его голосе еще сильнее слышалось шипе
ние, змеиный яд и нескрываемая ненависть.
Старик поднял голову с редеющими седыми волосами, растрепан
