43
тельности против ордена тамплиеров. Да смилостивится Господь
над верными слугами Его, рыцарями, защищающими святую веру
Христову, и над несчастным домом де Гензенау. Дата, подпись:
Антонио де Альба, герцог де Медина (брат Антоний)"
Прочтя это, Шосс тихо присвистнул. А брат Антоний то, ока
зывается, важная птица! Кто бы мог подумать! Должно быть, дело
и впрямь серьезное. Надо бы отправить послание Клаусу. "Чую, он
проявит к тому, что мне удалось узнать, немалый интерес. И ему
придется хорошо за него заплатить". Шосс с ювелирной точностью
приладил печать на место и вернул все бумаги (в двух других ни
чего существенного не было) на место. В ларце что то негромко
стукнуло. Шосс пошарил рукой и извлек четки. Такие же, как у
монаха, сделанные из крайне необычного материала — осины и
омелы, с небольшим серебряным крестом. Он осмотрел крест с
другой стороны и увидел надпись: "Manus Dominus".
Выйдя из церкви, Шосс с некоторым облегчением вдохнул
всей грудью свежий воздух, так как затхлая атмосфера церков
ных подвалов его совсем не обрадовала, и углубился в улочку, ве
дущую куда то в направлении западного рынка и торгового квар
тала, где обязательно должна была быть почтовая станция. Улочка
была темной и изрядно петляла. Бродячие собаки, тихо ворча, жа
лись по углам, в воздухе чуть чуть пахло плесенью и подгниваю
щим деревом, тянуло дымом из топившихся очагов и не самой
изысканной готовящейся пищей. Вдоль улочки теснились, стена к
стене, не жалкие бедные домишки, что гурьбой лепились друг на
друга в том квартале, через который он прошел к церкви святого
Иакова вслед за братом Антонием, но и назвать их сколько нибудь
зажиточными язык не поворачивался.
Шосс машинально озирался по сторонам, отмечая общую
унылость и безлюдность. Неожиданно его тонкий слух привлекли
странные звуки из ближайшей подворотни — как будто пытав
шейся кричать женщине что есть силы зажимали рот. Недолго ду
мая, Шосс шагнул под кирпичный свод. Царивший там полумрак
не был помехой для его поистине кошачьих глаз. В глубине осно
вательно замусоренной подворотни, среди груды полуразвалив
шихся корзин и коробок, в руках какого то мужчины, злобно ши
певшего что то неразборчивое, отчаянно извивалась молодая
женщина. Одной рукой мужчина грубо зажимал ей рот, не шибко
заботясь о том, что несчастная могла задохнуться, а другой что то
остервенело срывал с ее пояса. Шосс мгновенно узнал нищего со
ступенек церкви и девушку, подавшую ему монету. Он мрачно
