326
это сам затеял, не так ли?! — прошипел Шосс через стиснутые зу
бы.
— Я не могу! — взвыл Аврелий, который явственно читал в глазах
скрутившего его человека растущую кровожадную злобу. — Если
Он узнает что я подвел его, он страшно мне отомстит!
— Ну же, старичок, будь последователен. Если ты так уверен, что
твой хозяин мне не по зубам, тогда что ты теряешь? — холодно
прищурился Шосс.
— Я не могу! Лучше убей меня!
— О нет. Я буду рвать тебя на части, пока твое вопящее, сочащее
ся кровью тело не выдавит из себя все то, что я хочу знать! Я ска
зал тебе, что меня мучает жажда, но это еще не все. Я безумно хо
чу есть после многодневного заточения. И больше всего на свете
мне сейчас хочется сырого мяса! Угадай, почему меня заперли
здесь, как запирали прежде уже много раз? Скоро моя ярость
выйдет из под моей воли, и тогда тебя ждет страшная участь! То
гда тебе уже не помогут ни мольбы, ни даже самая святая правда
— я потеряю над собой контроль и не остановлюсь, пока ты не
превратишься в разодранные кровавые лохмотья, а хруст твоих
костей не насытит мою кровожадное безумие. Поэтому не теряй
драгоценных минут, пока у тебя еще есть шанс остаться целым.
Задрожавший Аврелий решил не испытывать судьбу. Ему при
помнились кое какие странности в поведении Нектаруса и в том,
что он видел в этом запирающемся на прочную железную дверь
зале. Горячее дыхание и осклабившийся рот сверлившего его гла
зами человека, в которых читалась неукротимая ярость, дали ему
понять, что это были не пустые угрозы.
— Хорошо, — с отчаянием выдавил он. — Я расскажу все.
* * *
Ведомый Аврелием, Шосс направлялся туда, где должны были
держать в плену обитателей особняка Геликон вместе с Еленой.
Аврелий был предупрежден, что в случае любой попытки бегства
он будет убит на месте. В подтверждении своих слов Шосс упирал
ему в бок спрятанное в рукаве лезвие кинжала, предупредив На
блюдателя, что нанесет свой удар так, что Аврелий как следует
помучается перед неизбежной смертью. Но тот, кажется, и не по
мышлял о бегстве. Зрелище изголодавшегося Шосса, который пе
ред уходом из Геликона едва ли не с рычанием рвал зубами здоро
венный кусок сырого мяса, утоляя свой сильнейший голод, произ
вело на него глубочайшее впечатление.
То, в чем признался Наблюдатель, было довольно странно.
