176
коня и шпаги, которой, признаюсь, он мастерски владел, и я более
ничего против него не имею. Чего не скажешь о тебе!
Прищурившись, Шосс наблюдал за Клаусом, на лице которого от
четливо промелькнула тень страха.
— Алехандро мертв? — наконец как то недоверчиво спросил фон
Фогельман.
— Мертвее не бывает, — кивнул Шосс. Итак, может ты все таки
соизволишь объясниться?
Казалось, Клаус заколебался. Он снова встал и медленно заходил
взад и вперед мимо Шосса. На лице его отражалась целая буря со
мнений, как будто он мучительно о чем то размышлял, выискивая
единственно верный выход из неожиданно создавшегося положе
ния. Наконец он вздохнул и присел на краешек кровати.
— Что ж, полагаю у тебя есть все основания предъявлять мне пре
тензии, — сказал он таким тоном, словно извинялся за причинен
ные ранее мелкие неудобства.
Шосс молчал, выжидательно глядя на старого лиса, которого про
себя с некоторых пор именовал лисом с ядовитыми зубами. Видя,
что нежданный визитер молчит, Клаус нехотя продолжил.
— Обстоятельства, в которых ты оказался, меня сильно обеспокои
ли. Дело, которым я занимался, было слишком важным, чтобы я
мог позволить рисковать как себе, так и людям, которые в нем за
мешаны. Среди них есть очень могущественные персоны, и их
круг год от года ширится.
— Какие еще обстоятельства? — коротко спросил Шосс.
— Видишь ли, Антуан, когда я показал тебе того монаха, который
оказался по твоим же словам весьма родовитым человеком, я и
еще некоторые люди уже давно интересовались этим таинствен
ным орденом. Когда ты сообщил мне, что интерес этого влиятель
ного человека связан с изумрудом "Волчий глаз", который хранил
ся в замке Гензенау, я был очень взволнован. У нас были все осно
вания полагать, что этот орден владеет многими тайнами, и изум
руд, про который ты сообщил мне в письме, был одной из тех ве
щей, которые кое кто жаждал заполучить в свои руки, обещая за
него любую награду.
— Так значит, о Антонио де Альба и "Волчьем глазе" вы знали за
долго до того, как я вам об этом сообщил в письме? — спросил
Шосс и Клаус не заметил, как по его лицу промелькнула волна
сильнейшего душевного облегчения.
— Ну разумеется, — пожал плечами Клаус. — Помнишь я пояснил
тебе, как опознал в том монахе его принадлежность к этому орде
ну? Эти четки из осины и омелы с серебряным крестом — один из
их опознавательных знаков. Есть и другие. Ты меня слушаешь? —
