186
жен лев, но на деле там надо было разместить лисицу со змеиным
языком и ядовитыми зубами.
Клаус все понял и лицо его перекосилось не то от страха, не то от
бессильной злобы.
— Ты знаешь, именно благодаря моему знакомству с теми, кого ты
решил затравить, я все это время пытался найти хоть какую то
причину, по которой мне не следует от тебя избавиться, — все так
же холодно продолжал говорить Шосс. — Даже заранее зная, что
твоя смерть избавит множество людей от твоих интриг и козней, я
пытался найти хоть что то, что могло бы заставить меня не делать
того, что я уже давно должен был сделать. Но ты сам столь ярост
но уверил меня в том, что компромисс невозможен, что, клянусь,
даже самый ангелоподобный святой лишь разведет руками в твою
защиту. Думаю, пора заканчивать.
Фон Фогельман взглянул в холодные глаза Шосса и прочел в них
свой приговор.
— Антуан, подумай, от чего ты отказываешься! — вскрикнул Кла
ус, судорожно сглотнув внезапно пересохшим голосом.
Каким то молниеносным движением бог знает откуда он выхватил
кинжал и выставил его перед собой.
— Клаус, я не позволю тебе вредить этим людям, — бесстрастно
сказал Шосс, делая шаг к фон Фогельману.
В его руке блеснуло лезвие стилета.
— Охрана, на помощь! — завопил Клаус что есть духу, поняв, что
терять уже нечего.
Где то вдалеке послышались тревожные возгласы.
— Они не успеют, ибо ближайшие к этой комнате раньше утра не
очухаются, — словно машинально пояснил Шосс.
Вдруг его глаза зацепились за что то, висевшее на спинке крова
ти. Это были кожаные чулки. По губам Шосса мелькнула нехоро
шая улыбка. Клаус, прижавшийся к стене с выставленным перед
собой кинжалом, перевел взгляд со своего убийцы на чулки и об
ратно.
— Нет! — хрипло прошептал он. — Ты не посмеешь!
— Это будет символично, не правда ли? — тихо произнес Шосс,
медленно поднимая один чулок, наматывая на кулак и растягивая
его двумя руками.
Со стремительностью черной мамбы он сделал бросок к своей
жертве. Легко увернувшись от кинжала, он выбил его из руки
Клауса, и вот уже кожаный чулок обвился вокруг его тощей шеи и
затянулся с чудовищной силой. Клаус захрипел, глаза его выпучи
лись. Судорожно скрюченными пальцами он пытался оторвать от
горла то, что неумолимо душило его. Он бился в руках Шосса,
