193
то почти прямо под ним фраза:
— Давайте пройдем сюда! Я предлагаю побыстрее покончить с де
лами, а остальное успеется.
Шосс инстинктивно пригнулся. Внизу в гостиную входили какие
то люди. Стараясь оставаться незамеченным, Шосс стал красться
по галерее обратно, не забывая при этом избегать наступать на
потенциально скрипучие доски. Внизу, судя по звукам отодвигае
мых стульев, вошедшие устраивались за столом.
Пробравшись по галерее обратно до того самого места, где
перила заканчивались, Шосс оказался перед участком открытого
пространства. Он осторожно выглянул между перилами вниз, ста
раясь убедиться, что сюда никто не смотрит. И обнаружил, что
один из сидящих за столом повернут так, что он с легкостью мо
жет заметить его попытку выскользнуть из галереи через дверь,
если проявит хоть каплю внимательности. Тем более сидевшим
там был дон Мигель, который вряд ли оставит подобное происше
ствие без внимания. Шосс было беззвучно чертыхнулся, но неожи
данно понял, что пытается совершить очевидную глупость. А
именно, старается удрать с галереи, где довольно неплохо укрыл
ся, в то время как внизу нежданно негаданно обосновалась трой
ка Магистров, ради которых он сюда и заявился. Радуясь столь
неожиданному подарку судьбы, и заодно не преминув выругать
себя за чуть было не совершенную глупость, Шосс поудобнее уст
роился на своем наблюдательном пункте и принялся усердно под
слушивать начавшийся разговор.
Как оказалось, разговор Магистров оказался не так интере
сен, как изначально представлялось Шоссу. Брат Антоний, дон
Мигель и Винченцо Спалетти — третий Магистр — сидели за сто
лом полукругом и довольно оживленно дискутировали. Точнее, по
большей части дискутировали испанец и Спалетти, а монах вни
мательно слушал их диалог и вставлял туда свои комментарии,
предложения и свое видение вопроса. Дон Мигель, облаченный в
простой черный камзол, расшитый серебряной нитью, был при
своей неизменной шпаге и в запале беседы постоянно теребил
свои усы и бородку на испанский манер. На Спалетти была одета
черная сутана простого священника, с черной же маленькой ша
почкой. Этот еще нестарый, но уже и немолодой итальянец не но
сил ни бороды, ни усов. Речь его была бархатистая, с легкой хри
потцой, манеры вкрадчивые. Он с неизменно любезной улыбкой
встречал самые критические аргументы своих собеседников, при
этом его аристократические черты лица ни разу не отразили недо
вольства. Лишь несколько тонкие брови изгибались с двусмыслен
ным выражением словно подчеркивая, что снова и снова прихо
